Полисемия как экспрессивное средство. Явление лексической полисемии

Жаропонижающие средства для детей назначаются педиатром. Но бывают ситуации неотложной помощи при лихорадке, когда ребенку нужно дать лекарство немедленно. Тогда родители берут на себя ответственность и применяют жаропонижающие препараты. Что разрешено давать детям грудного возраста? Чем можно сбить температуру у детей постарше? Какие лекарства самые безопасные?

1. Радиальная полисемия

2. Цепочечная полисемия

3.

Основной единицей в лексикологии является слово , рассматриваемое с точки зрения его предметного содержания. Большинство употребительных слов представляют структуры, состоящие из элементарных лексических единиц, «слов-понятий», например:

1. Прозрачная бесцветная жидкость,

2. Вода- напиток для жажды или лечебный

3. Вода – водяная поверхность и уровень.

Слово имеет лексико-семантические варианты (ЛСВ).

ЛСВ – это совокупность всех грамматических форм слова, имеющих определенные лексические значения.

Лексема – знак, звук или графическая оболочка лексической единицы, ее форма.

Сема – ее элементарное значение, содержание которой реализуется в тексте каждый раз, когда употребляется эта единица. Конкретная реализация лексемы в тексте выступает как лекса. Сема – лексическая единица плана содержания, семема=структуре сем.

Центральной является архисема – общая сема, свойственная всем единицам ее плана. Единицы плана объединяются и различаются с помощью архисемы и диффиренции семы.

В семантической структуре многозначного слова, прежде всего, выделим денотативный, сигникативный и коннотативный компоненты. Отметим, что денотативный компонент является непременным в семантической структуре слова, в то время как коннотативный компонент не является обязательным.

Особенностя миполисемии в основном определяется своеобразие лексики языков мира и несовпадение их семантической структуры.

Размещение в семантическом пространстве тех или иных значений позволяет проводить их анализ,судить об их сходстве и различии.

При составлении схемы, отражающей семантическую структуру анализируемого многозначного слова (характер отношений в системе ЛСВ многозначного слова), необходимо:

1) познакомиться с лексикографическими материалами (с соответствующей статьёй толкового словаря; при желании можно использовать материалы двух толковых словарей, например СОж.-Шв. и МАС);

2) провести семный анализ для ЛСВ 1 (именно исходное значение выступает как базовое, как мотивирующее многие вторичные значения);

3) продумать характер связей, ассоциаций между значениями анализируемого слова, чтобы построить схему семантической деривации, отразив иерархию значений и структуру отношений смысловой производности как разновидность полисемии, то есть представив радиальную (пучкообразную), цепочечную (она же цепная и последовательная) или смешанную полисемию;

4) указать мотивирующие семы для каждого из вторичных значений;

5) определить и указать типы развития значений для всех вторичных ЛСВ (метафора, +/- функциональный перенос, метонимия, синекдоха, сужение и расширение значения);

6) указать типы лексических значений (ЛЗ) для каждого ЛСВ;

7) сделать выводы : указать разновидность полисемии (получившаяся схема семантической деривации и будет отражать либо радиальную связь значений, либо цепочечную / последовательную , либо смешанную связь значений, то есть радиально-цепочечную или цепочечно-радиальную); отметить, какие мотивирующие семы (семантические признаки) и типы развития значений (метафорические или метонимические значения) преобладают при формировании вторичных ЛСВ у данного слова; указать, имеет ли место переход от конкретной семантики к абстрактной.

Образец выполнения задания

луковица

1. У некоторых растений находящаяся под землей утолщённая, иногда округлая, шарообразная часть побега, часть стебля из плотно прилегающих друг к другу слоёв. Выкопать луковицы гладиолусов. Подготовка луковиц тюльпанов и гиацинтов к посадке.

2. Головка лука (более редко – чеснока). На столе лежал хлеб и две луковицы. Чтобы научиться красиво нарезать лук, возьмите для начала небольшие луковицы.

3. Анат . Расширенная округлая часть некоторых органов, частей организма. Луковицы волос, бронхов .

4. Устар . Старинные карманные часы с выпуклым толстым стеклом и выпуклой противоположной стороной. Мажордом вынул из кармана свою луковицу и произнёс: «Четверть пятого». (Григорович. Похождения Накатова)

5. Церковный купол круглой формы. Золотые луковицы собора. Я успел заметить справа за избами колокольню с синей луковицей. (Гладков. Вольница)

* Семная структура для ЛСВ1 :

предмет (имя существительное), нарицательное, неодушевлённое, конкретное, имеет ед. / мн. число, женский род;

часть растения: стебель, побег; место нахождения, место произрастания: под землёй; внешний вид, форма: утолщённость, округлость, шарообразность; наличие нескольких слоёв; +/- плотность прилегания слоёв; +/- цвет; +/- начало, исток роста стебля; +/- размер (крупные / мелкие); +/- съедобность / несъедобность; +/- вкус: острый, сладкий и др.; +/- назначение: приготовление пищи, хранение, посадка, лекарственное сырьё и др.; +/- качество, оценка посадочного / покупаемого и пр. материала.

ЛСВ 1 прямое номинативное, свободное

Выкопать луковицы тюльпанов.

мотивир. сема:

съедобность мотив. метафора

семы: внешн.

сужение вид; форма: округл.

ЛСВ 2 ЛСВ 5 переносное, лексич.

О головке лука: связан., конструктивно обусл.

Две луковицы и зелень. О куполах: луковицы храма

производно-номинат.,

свободное

мотивир. семы: метафора семы: метафора

внешний вид, форма: внешний вид,

округл., исток роста форма: округл.

+/- место нахожд.

ЛСВ 3 производно-номинативное, ЛСВ 4 производно-номинативное,

лексически связанное, конструкт. обусл. лексически связанное, конструкт. обусл.

Луковицы волос повреждены. О часах: луковица часов

Выводы : для семантической структуры многозначного слова луковица характерна радиальная полисемия; основные мотивирующие семы – внешний вид, форма, округлость; среди вторичных значений преобладают метафорические.

Семантическая структура многозначного слова шиповник

1. Дикая кустарниковая роза с ароматными немахровыми цветами, колючим стеблем с шипами и оранжевыми или красными плодами. Кусты шиповника красивы не только в пору цветения, но и осенью. Посадить шиповник у забора.

2. собир., ед. ч . Плоды этого кустарника, в том числе плоды, пригодные для употребления в пищу, а также используемые в медицине. Они даже украшают в праздничные дни животных бусами из рябины и шиповника. Собирают шиповник по мере созревания плодов. Заготовка шиповника.

3. ед. ч . Богатый витаминами напиток, отвар, чай на основе высушенных плодов шиповника. Зимой бабушка всегда поила нас с сестрой шиповником, и мы никогда не болели.

Семная структура для ЛСВ1 : предмет (имя существительное), нарицательное, неодушевлённое, конкретное, имеет ед. / мн. число (чаще в этом знач. употр. в ед. ч.), мужской род;

растение: кустарник; разновидность: дикая роза; особенности растения: наличие колючего стебля, шипов; цветы: ароматные, красивые; плоды: красные, оранжевые; назначение и свойства: в садово-парковом дизайне – для украшения участка, как живая изгородь; в медицине и питании – как целебное и др.; +/- оценка: позитивная (за счёт быстрого роста, ароматных цветов, целебности); в каких-то контекстах возможно формирование негативной оценки (за счет семантического признака колючести растения, наличия шипов); +/- размер куста, +/- форма, +/- период цветения / сбора плодов, +/- быстрорастущий кустарник и др.

Графическая схема, отражающая семантическую структуру данного многозначного слова

ЛСВ 1

Кусты шиповника

прямое номинативное, свободное

мотивирующие метонимия

наличие плодов, съедобность,

целебность, оценка: положит.

ЛСВ 2

О плодах: Собрать шиповник

производно-номинативное, свободное,

морфологически обусл.

мотивирующие метонимия

наличие плодов, съедобность,

применение: в медицине;

целебность, оценка: положит.

ЛСВ 3

О напитке, питье из плодов:

Заварить шиповник, поить шиповником

производно-номинативное, лексически связанное,

морфологически обусл.

Выводы : для семантической структуры многозначного слова шиповник характерна последовательная (цепочечная) полисемия; формирование вторичных значений осуществляется на основе мотивирующих сем «плоды», «съедобность», «целебность»; среди вторичных значений только метонимические.

15. Типы многозначности в русском языке. Иерархия значений в семантической структуре многозначного слова; отражение многозначности в толковых словарях. Основные виды переноса наименования (метафора, метонимия).

Значения слова связаны между собой и образуют сложное семантическое единство, которое называется семантической структурой слова. Связь значений многозначного слова наглядно отражает системный характер языка и, в частности, лексики.

Среди значений, присущих многозначным словам, одно воспринимается как основное, а другие – как производные от главного значения. Главное значение всегда первым указывается в словарях, а за ним под номерами идут производные значения.

3 типа полисемии :

1. Радиальная полисемия , при которой все частные значения зависят от прямого номинативного значения и мотивируются им. Пример: думать – 1. Размышлять, предаваться раздумью; 2. Полагать, считать, предполагать; 3. Намереваться, собираться; 4. Заботиться, беспокоиться; 5. Надеяться, рассчитывать на что-либо.

2. Цепочечная полисемия , при которой каждое последующее частное значение мотивируется предшествующим. Пример: вкус – 1. Ощущение, возникающее в результате раздражения рецепторов, расположенных на языков; 2. Качество, свойство пищи, ощущаемое при еде; 3. Аппетит, удовольствие, получаемое от еды.

3. Радиально-цепочечная полисемия , при которой совмещены оба типа связей. Пример: молния – 1. Мощный искровой разряд атмосферного электричества между облаками или между облаками и землей; 2. О ярком блеске глаз; 3. Вид особо срочной телеграммы; 4. Вид экстренной стенгазеты; 5. Застежка для одежды, обуви.

Слово приобретает многозначность в процессе исторического развития языка, отражающего изменения в обществе и природе, познание их человеком.

Развитие значений слов вызывается не только внеязыковыми (экстралингвитическими) факторами. Многозначность обусловлена и лингвистически: слова способны употребляться в переносных значениях. В лексическом значении слова отражают не все дифференциальные признаки называемого предмета, а лишь те, которые являлись существенными в момент номинации.

Все вторичные значения мотивированы исходным, т.е. надо уметь выделять мотивирующие семы.

Исходное значени-главное-доминанта. Оно наиболее обсуловлено парадигматически и наименее обусловлено синтагматически.

Многозначное слово отражается в одной словарной статье, например, в словаре Д.Н. Ушакова:

БАЗА: базы, ж. .

1. Нижняя часть сооружения, колонны, служащая основанием (архит).

2. только ед. Основание, основа, исходный пункт (книжн). Построение естествознания на базе диалектического материализма. Социальная база.

3. Местность, в к-рой сосредоточены военные запасы и специальные сооружения, обслуживающие военные силы (воен). Операционная база. Морская база. Авиационная база.

4. Склады, подсобные предприятия, обслуживающие какую-н. отрасль промышленности (спец). Сырьевая база. В районе Ростова организована нефтеобрабатывающая база.

В зависимости от того, на каком основании и по какому признаку название одного предмета присваивается другому, существуют разные способы разваития значений.

Выделяют:

    Метафора (метафорический перенос) – перенос названия с одного предмета на другой на основании какого-либо сходства их признаков. Сходство может проявляться по-разному: предметы могут быть похожи по форме, цвету, функции. Сходство в расположении двух предметов по отношению к чему-либо (хвост животного-хвост кометы ), в их оценке (ясный день-ясный стиль ), в производимом ими впечатлении (черное покрывало-черные мысли ). Метафоризации значений часто происходит в результате переноса качеств, свойств, действий неодушевленных предметов на одушевленные (толпа кипит) и наоборот (шепот листвы ). Метафора может носить узуальный (языковой) характер, а может быть индивидуально авторской (речевой). Языковые метафоры служат источником возникновения у слова нового значения, в большинстве они безОбразны, потому они «сухие»: часы идут, нос лодки, хвост кометы. Но существуют переносы, в которых сохраняется образность: золотое сердце, железный характер.

    Метонимия (метонимический перенос) – перенос наименования с одного предмета на другой на основании их смежности. Так, метонимическим является перенос названия материала на изделие, из которого оно изготовлено (золото – Наши спортсмены завоевали золото ), названия места (помещения) на группы людей, которые там находятся ( класс, аудитория – Класс активно работает; Аудитория внимательно слушает ), названия посуды на ее содержимое (стакан – выпить стакан воды ) и тд.

    Синекдоха – перенос названия целого на его часть, и наоборот.

Пример: груша- фруктовое дерево; груша-плод этого дерева

Голова-часть тела; голова – человек умный

На синекдохе основаны переносы значений в таких, например, выражениях: чувство локтя, протянуть руку помощи, доброе слово и тп.

В 2 главе мы ставим перед собой следующие задачи:

Рассмотреть особенности лексической полисемии и причины ее развития

Рассмотреть особенности грамматической полисемии

Выделить функции полисемии в зависимости от того, какую роль она играет в тексте.

Лексическая полисемия

Несмотря на разность подходов к определению полисемии, выявленных в предыдущей главе работы, большинство авторов считают основой полисемии наличие многозначности именно лексических значений слова. Поэтому далее необходимо рассмотреть основы лексической полисемии, и ее возможностей относительно выражения экспрессии. Также важно увидеть какое влияние на текст оказывает грамматическая полисемия.

Для того чтобы перейти непосредственно к выражению экспрессии с помощью полисемичных структур, необходимо рассмотреть основные функции, которые выполняют данные структуры, и выявить среди них наиболее важные с точки зрения эмоциональной окраски текста, создания неоднозначности, ироничности или имплицитного смысла.

Лексическая полисемия - способность одного слова служить для обозначения разных предметов и явлений действительности . Например, существительное "field" имеет следующие лексические значения:

1) поле, луг, большое пространство 2) месторождение 3) спортивная площадка 4) все участники состязания 5) поле сражения 6) поле действия 7) область, сфера деятельности 8) фон, грунт (картины) 9) геральд. поле или часть поля (щита) 10) эл. возбуждение (тока) 11) полевой.

То, в каком из лексических значений выступает слово, определяется его сочетаемостью с другими словами: "field theory" (теория поля), "magnetic field", "field hockey" (хоккейное поле).

Реализацию того или иного значения слова осуществляет и более широкий контекст или ситуация, общая тематика речи. Точно так же, как контекст обусловливает конкретное значение многозначного слова, в определенных условиях он может создавать семантическую диффузность, т.е. совместимость отдельных лексических значений, когда их разграничение не осуществляется (и не представляется необходимым). Некоторые значения проявляются только в сочетании с определяющим словом ("magnetic field"); в некоторых сочетаниях значение многозначного слова представлено как фразеологически связанное, например "field of vision" (поле зрения). Не только лексическая сочетаемость и словообразовательные особенности характеризуют различные значения слов, но также в ряде случаев и особенности грамматической сочетаемости.

Между значениями многозначного слова существует определенная связь, что дает основание считать их значениями одного слова в отличие от значений слов-омонимов. Лексические значения в ряде работ обозначаются как лексико-семантические варианты. В зависимости от лексического окружения (контекста, ситуации) слово как бы поворачивается разными гранями присущей ему семантики, причем отстраненные значения продолжают потенциально присутствовать и при данном словоупотреблении, о чем, в частности, свидетельствуют как ограничения, налагаемые на семантическое развитие слова, так и возможность применения производных и использования синонимичных замен.

Образуя определенное семантическое единство, значения многозначного слова связаны на основании сходства реалий (по форме, внешнему виду, цвету, положению, общности функции) или смежности, в соответствии с чем различают метафорические и метонимические связи значений. Между значениями многозначного слова существует семантическая связь, выражающаяся также в наличии у них общих элементов - сем. Однако в ряде случаев переносные значения слов связаны с основными не общими элементами смысла, а лишь ассоциативными признаками: "to cast a shadow" (отбрасывать тень) и "a shadow of doubt" (тень сомнения). Толкование этих значений не содержат указание на те признаки, которые отмечаются для других значений того же слова .

При разграничении основных (главных, прямых) и производных (переносных) значений многозначного слова учитывается парадигматическая и синтагматическая обусловленность слова в отдельных значениях. Основные значения парадигматически более закреплены и в синтагматическом отношении более свободны. Это соответствует определению основного значения как наименее контекстно обусловленного (или значения, которое прежде всего возникает в сознании носителя языка при произнесении слова вне контекста). Соотношение между основным и переносными значениями не остается неизменным: у некоторых слов вторичные (исторически) значения становятся главными, основными. Совокупность значений многозначного слова всегда характеризуется определенной организацией, что подтверждается, в частности, перераспределением значений слова (изменением его семантической структуры). Тождество слова обычно не подвергается сомнению. "Трудно выделить "общее значение" в структуре многозначного слова, т.к. соотнесенность значений многозначных слов с различными предметами и явлениями действительности обусловливает невозможность приписать слову такое обобщенное значение, - оно оказалось бы громоздким или пустым" .

Особенностями полисемии в основном определяется своеобразие лексики английского языка и несовпадение его семантической структуры. Большую роль в создании многозначности сыграли многочисленные заимствования, а также быстрое развитие языка в силу его распространенности.

Среди причин, вызывающих повторное использование уже существующего имени с закрепленным за ним значением, главными, по-видимому, являются причины экстралингвистического порядка. Различные исторические, социальные, экономические, технологические и другие изменения в жизни людей порождают необходимость в новых наименованиях.

Ответом на эту необходимость является использование уже имеющихся в языке номинативных средств в новых значениях. Например, существительные соllar "воротник, воротничок", cage "клетка", ship "корабль", наряду с уже имеющимися значениями стали использоваться в последнее время и в таких новых значениях, как: collar - тех. втулка, шайба, cage - "верхнее кружевное платье, которое надевается на платье-футляр", ship "космический аппарат, с помощью ракетных устройств запускаемый на орбиту в космическое пространство".

Весьма важную роль в изменении семантики слова играют социальные факторы, прежде всего использование слов определенными социальными группами. Каждая социальная среда характеризуется своеобразием своих обозначений, вследствие чего слово приобретает иное содержание в речи разных социальных, культурных, профессиональных групп и соответственно становится многозначным. Таковы многозначные слова ring "кольцо; кольцо для спуска (альпинизм); кольцо корзины (баскетбол); цирковая арена; ринг, площадка (для борьбы); годовое кольцо древесины; doctor "доктор, врач; доктор (ученая степень); ученый богослов, теолог" и др. в современном английском языке.

Помимо указанных факторов, обусловливающих развитие лексической полисемии, заслуживают внимания и психологические причины семантических изменений. Это, прежде всего, существование различного рода запретов, или табу, продиктованных чувством страха и религиозными верованиями (люди из суеверия избегают называть своими именами дьявола, злых духов, бога и т.д.), чувством деликатности, когда речь идет о неприятных темах, например болезни, смерти и т.д., стремлением соблюдать приличия при разговоре о явлениях, относящихся к сексуальной сфере жизни, определенным частям и функциям человеческого организма, а также различного рода изменения в эмоциональной оценке предметов и явлений. В силу названных причин говорящие начинают использовать для выражения необходимых значений эвфемизмы, т.е. слова-заменители, которые с течением времени приобретают эти значения качестве постоянных своих семантических характеристик.

Таковы истоки новых значений многозначных английских существительных типа hostess, употребляемого не только для обозначения хозяйки дома; хозяйки гостиницы и т.д., но и для именования платной партнерши в дансинге, ночном клубе, head, чей набор значений пополнился еще одним - значением "наркоман", model mystery, приобретших в последние годы значение "женщина легкого поведения" и многие другие.

Наряду с экстралингвистическими причинами, обусловливающими появление новых значений и тем самым развитие многозначности слов, действуют причины внутрилингвистические. К ним традиционно относят постоянную совместную сочетаемость и возникающий в результате эллипс словосочетания, при котором один, оставшийся элемент словосочетания приобретает значение всего словосочетания (напр., the Kremlin "советское правительство" как результат стяжения словосочетания the Kremlin government, daily "ежедневная газета; ежедневно приходящая домашняя работница" и др.). К многозначности слова может привести и дифференциация синонимов, примером чего могут послужить английские существительные bird "птица" и fowl "птица, домашняя птица, особенно курица". Многозначность может явиться и результатом семантической аналогии, когда в группу слов, объединенных единым понятийным стержнем, под влиянием того, что одно из слов группы приобретает какое-то новое значение, все остальные члены группы развивают аналогичные значения. Так, слова get, grasp, синонимичные английскому catch "схватить, ловить", после того, как последнее получило значение "уловить смысл, понять", по аналогии также приобрели значение "охватить умом, понять, осознать".

Необходимо, однако, отметить, что действие внутрилингвистических причин не столь очевидно, как влияние экстралингвистических факторов, обусловливающих появление многозначности, и гораздо меньше вследствие этого изучено.

Равным образом как причины семантических изменений могут быть, как было показано выше, самыми разными, сами семантические изменения по своей природе могут также различаться, ибо в их основе могут лежать различные закономерности. Иначе говоря, использование имени какого-то объекта для обозначения какого-то иного объекта осуществляется не хаотично. В основе вторичного использования имен, обычно описываемого как перенос значений, хотя, несомненно, правильнее говорить о переносе имен и развитии у них вторичных значений, лежат законы ассоциативных связей. Ими определяются виды семантических изменений слова в ходе его исторического развития, типы отношений между значениями в диахронии и как конечный результат типы самих значений в семантической структуре многозначного слова.

Полисемия (от греч. poIysCmos - многозначный), многозначность,- наличие у единицы языка более чем одного значения. Многие слова (а также нек-рые грамматические формы слов, фразеологизмы и синтаксические конструкции) имеют не одно, а несколько (два или больше) значений, т. е. (применительно к словам) это значит, что они служат для обозначения различных предметов и явлений действительности. То, что слово выступает в том или ином значении, связывается с особенностями сочетания данного слова с другими словами, иногда контекстом, ситуацией. Каждое из выделенных значений слова регулярно реализуется в определённых словосочетаниях. Ср., напр., смотреть на улицу, в окно, в зеркало, на часы, где глагол смотреть имеет значение "направлять взгляд, чтобы увидеть что-то", и смотреть за порядком, за детьми, где тот же глагол выступает в значении "иметь попечение, заботиться о ком-н. или о чём-н.". Прилагательное чёрствый способно реализовать своё первое значение ("засохший и твёрдый") с существительными, обозначающими предметы, к-рые могут сохнуть и становиться твёрдыми {хлеб, пирог и т. п.). В сочетаниях типа чёрствый человек, чёрствый характер это же прилагательное выступает уже в другом значении - "неотзывчивый, бездушный".
Между значениями многозначного слова существует определённая семантическая связь, что даёт основание считать их значениями одного и того же слова в отличие от значений слов-омонимов (см. Омонимы). Эта связь может основываться на том, что в значениях обнаруживаются общие семантические элементы; напр., у сущ. стена в толковых словарях выделяются след. значения: 1) "вертикальная часть здания, служащая для поддержания перекрытий и для разделения помещения на части", 2) "высокая ограда", 3) "вертикальная боковая поверхность чего-л.", 4) "тесный ряд или сплошная масса чего-л., образующие завесу, преграду". Общий семантический элемент здесь может быть определён как «вертикальная преграда, отделяющая что-то». Однако во многих случаях значения слов, непосредственно воспринимающиеся как «переносные», как значения именно «тех же слов» (ср.: тень от дерева и тень улыбки; толкнуть в спину и толкнуть на преступление; сыпать песок и сыпать словами), связаны с основными значениями не общими элементами смысла, а лишь теми признаками, к-рые могут быть названы ассоциативными, т.к., не являясь существенными в семантическом плане для основных значений (напр., тень в сочетании тень улыбки определяется как "слабый след или слабое подобие чего-то, намёк на что-л."), они связаны с представлением о соответствующем предмете или явлении, что- и определяет их связь с основным значением слова.
Развитие многозначности обычно происходит на основе сходства или смежности обозначаемых данным словом предметов и явлений действительности, в связи с чем различают метафорические (см. Метафора) и метонимические (см. Метонимия) переносы; ср., напр., значения слов ножка, горлышко в сочетаниях типа ножка стола, горлышко бутылки, расцениваемые как языковые метафоры, и различные значения слова земля, объединяемые метонимическими связями: 1) "наша планета; место жизни людей", 2) "суша (в отличие от водного пространства)", 3) "верхний слой коры нашей планеты; рыхлое тёмно-бурое вещество, входящее в состав коры нашей планеты", и т. д.
Значения многозначного слова образуют определённое семантическое единство. Различают первичные (основные, главные, прямые) и вторичные (производные, переносные) значения. Первичными можно считать наименее контекстно обусловленные значения (ср.: тяжёлый - "имеющий большой вес" и тяжёлый - "трудный"; кипеть - о жидкости и кипеть - "проявляться с силой"; источник - "струя жидкости, вытекающая из земли", и источник - "то, что даёт начало чему-л."). Соотношение между первичными и вторичными значениями не остаётся неизменным - у нек-рых слов вторичные (исторически) значения выдвинулись с течением времени на первый план (ср. значения слов трущоба, обуздать, очаг).

Содержание статьи

ПОЛИСЕМИЯ (от греч. polysémos "многозначный"), наличие у языкового знака более чем одного значения (см . ЗНАЧЕНИЕ) . Полисемию также называют многозначностью. В тех лингвистических традициях, для которых центральным является понятие слова, о полисемии обычно говорят применительно к словам, и поскольку европейская лингвистическая традиция является словоцентрической, то базовые проблемы изучения полисемии будут ниже рассматриваться в основном именно на материале многозначности слов (лексической полисемии). Однако важно иметь в виду, что многозначностью могут обладать любые языковые знаки: единицы лексикона меньше и больше слова (т.е. морфемы – как корневые, так и служебные – и фразеологизмы различных типов; см . ФРАЗЕОЛОГИЯ), а также граммемы, модели синтаксических конструкций, интонационные контуры и пр. Так, значение формы творительного падежа в предложении Раскольников убил старуху-процентщицу топором отличается от значения этого же падежа в предложении Порфирий Петрович был искусным следователем . В первом случае форма творительного падежа имеет значение инструмента (это прототипическое значение творительного падежа), а во втором случае – предикатива. Здесь мы имеем дело с так называемой грамматической полисемией, противопоставляемой полисемии лексической.

Во флективных языках полисемия свойственна также большинству аффиксов. Например, русской приставке про- присущи, помимо некоторых других, такие явно противопоставленные друг другу значения, как "» мимо" (про йти мимо магазина, не заходя в него ) и "» полностью, сверху донизу" (про сверлить доску насквозь ). На этом примере, несколько забегая вперед, можно показать относительность критериев выделения значений. Если при метаязыковом описании отдельных значений ориентироваться на максимально высокий уровень обобщения, то в рамках одного значения можно объединять большое количество семантических вариантов. Так, если одно из значений приставки про- сформулировать как "полностью", сюда попадут такие случаи реализации этой приставки, как просверлить, прожечь, прожарить, прокутить, промотать, проесть . Если же выбрать более конкретные формулировки, то внутри этой группы можно выделить разные подгруппы: "насквозь" (просверлить, прожечь ), "тщательно" (прожарить ) и "полностью израсходовать" (прокутить, промотать, проесть ). «Правильность» того или иного способа описания зависит прежде всего от его адекватности поставленным задачам. Это, однако, не следует понимать в том смысле, что наличие у языкового знака более чем одного значения (т.е. различных пониманий, семантических интерпретаций) не является онтологическим свойством знака. План выражения и план содержания языкового знака находятся не во взаимно-однозначных, а в асимметричных отношениях, из чего объективно следует, что одному означающему свойственно выражать более одного означаемого, и наоборот (ср. работу С.О.Карцевского Об асимметрическом дуализме лингвистического знака , 1929).

Проблемы изучения полисемии.

Описание полисемии единиц лексикона (и в первую очередь слов) представляет собой одну из наиболее сложных задач лексической семантики. Основные вопросы научного описания многозначности лексических единиц связаны с определением границ этой категории. Базовые теоретические задачи в этой области могут быть сформулированы как

(а) различение омонимии и полисемии (т.е. установление границ, в которых разумно говорить о различных значениях одного и того же слова, в отличие от случаев, в которых мы имеем дело с разными словами, совпадающими по форме) и

(б) различение полисемии и моносемии (т.е. установление того предела, до которого различие в конкретных употреблениях слова можно рассматривать как контекстно обусловленное варьирование в рамках одного значения, в отличие от случаев, когда очередное употребление слова следует описывать как реализацию другого значения).

Определение границ категории многозначности – как по параметру (а), так и по параметру (б) – не поддается четкой операционализации. Поискам критериев, позволяющих разграничить полисемию и омонимию, с одной стороны, и полисемию и моносемию – с другой, посвящено значительное количество исследований. Однако любой из предлагаемых критериев, взятый в отдельности, носит лишь относительный характер.

Традиционно разграничение омонимов и отдельных значений многозначного слова (называемых также семемами или лексико-семантическими вариантами ) проводится на основе критерия наличия – отсутствия общих семантических признаков (см. СЕМА) у сопоставляемых единиц. Так, у слов лук 1 "огородное растение, овощ" и лук 2 "ручное оружие для метания стрел" нельзя найти никаких общих нетривиальных семантических признаков. Ср. также коса 1 "заплетенные волосы" и коса 2 "сельскохозяйственное орудие для скашивания травы". Еще проще выделить омонимы там, где совпадает лишь одна из форм соответствующих слов, ср. три как числительное и три как форма повелительного наклонения глагола тереть . Легко выделяются также омофоны (пруд и прут , луг и лук ) и омографы (зáмок и замóк , мукá и мýка ). Но в большинстве случаев на вопрос, имеют ли две сравниваемые лексические единицы общие семантические признаки или нет, найти однозначный ответ существенно труднее. Так, лексема коса 3 "длинная узкая отмель", трактуемая словарями как третий омоним по отношению к словам коса 1 и коса 2 , явно обнаруживает общий семантический признак с лексемой коса 2 : нечто вроде сходства по форме. Следует ли считать этот признак достаточно весомым, чтобы рассматривать лексемы коса 2 и коса 3 как лексико-семантические варианты одного слова, или правильнее описывать их как омонимы?

Очевидно, что ответ на подобные вопросы зависит не только от целей описания, но и от используемого метаязыка, так как общие признаки могут быть выделены операционально только в том случае, если им сопоставляются совпадающие элементы толкования. Поскольку семантическое описание лексических единиц представляет собой теоретический конструкт, полученный в результате анализа, проведенного с теми или иными целями, понятно, что одна и та же единица может быть описана различным образом. В зависимости от того, как толкуется та или иная семема, семантические признаки, которые она разделяет с другими семемами, могут выделяться и фиксироваться в толковании или же нет, в особенности если это признаки слабые, нейтрализуемые. Иными словами, отсутствие общих признаков в толковании не означает, что они не могут быть выделены в соответствующих семантических структурах в принципе. Напротив, выделение общих признаков в качестве основания для постулирования полисемии может быть в ряде случаев оспорено, так как существенно не только их потенциальное присутствие, но и их статус в плане содержания толкуемой единицы. В частности, это могут быть этимологически выделяемые признаки, не входящие в собственно значение слова на синхронном уровне.

Например, у немецкого глагола scheinen выделяются два основных значения – "светить" и "казаться". Традиционно эти семемы описываются как разные значения одного слова. В качестве общего признака выделяется указание на зрительное восприятие. Значимость этого семантического признака как критерия полисемии может быть поставлена под сомнение. Для семемы "казаться" в контекстах типа es scheint mir, dass er recht hat "мне кажется, что он прав" идея зрительного восприятия вряд ли актуальна. Здесь можно говорить лишь о некой потенциально значимой на метафорическом уровне связи с указанием на зрение, в том смысле, в каком многие ментальные предикаты этимологически и/или метафорически связаны с идеей зрительного восприятия; ср. я вижу, что он прав; мне ясно/очевидно, что он прав . Характерно, что признак "зрительное восприятие", которому приписывается роль связующего звена между значениями "светить" и "казаться" глагола scheinen , выделяется скорее в теоретических работах по семантике, чем в словарных толкованиях. В лексикографии при отнесении той или иной пары лексических единиц к области омонимии или полисемии значимой оказывается прежде всего сложившаяся традиция словарного описания (ср. приведенный выше пример с косой ).

Относительность критериев различения полисемии и омонимии, а также известная субъективность в выборе способа словарного описания подтверждаются тем, что одни и те же слова по-разному трактуются разными словарями. Например, стопа как "нижняя часть ноги" и стопа как "повторяющаяся ритмическая единица стиха" описываются в словаре под ред. Д.Н.Ушакова в рамках одной словарной статьи как разные значения, тогда как в «Малом академическом словаре» (МАС) эти слова даются как омонимы.

Использование критерия общих семантических признаков осложняется еще и тем, что для адекватного и экономного описания соответствующей лексической единицы следует принимать во внимание ее семантическую структуру в целом. Выделяются два основных вида семантической структуры многозначного слова: цепочечная и радиальная полисемия. Цепочечная полисемия отличается от полисемии радиальной тем, что в этом случае отдельные значения слова X "B", "C" и "D" связаны общими признаками не с неким главным значением "A", мотивирующим все остальные, а как бы по цепочке: у значения "A" обнаруживается некий общий признак со значением "B", у "B" некий иной, отличный от предыдущего общий признак со значением "C" и т.д. В этом случае «крайние» значения "A" и "D" общих признаков могут и не иметь. Сходным образом и в случае радиальной полисемии семантические связи между значениями "A" и "B", "A" и "C", "A" и "D" могут осуществляться на основе разных признаков. Тогда оказывается, что значения "B", "C" и "D" непосредственно не связаны между собой. Тем не менее при системном рассмотрении всех значений "A", "B", "C", "D" разумно говорить о полисемии слова X , вместо того чтобы разбивать его на ряд омонимов. Отсюда следует, что критерий наличия/отсутствия общих семантических признаков, взятый сам по себе, в ряде случаев оказывается недостаточным. Очевидно, что и расположение отдельных семем многозначного слова отнюдь не безразлично для осмысления его семантической структуры как некоего единства, так как, например, противопоставление значений "A" и "D" без промежуточных звеньев "B" и "C" (в случае цепочечной полисемии) навязало бы иную интерпретацию.

Например, среди значений слова колено выделяются, в частности, семемы "часть ноги, в которой находится сустав, соединяющий бедро и голень, место сгиба ноги" (стоять на коленях ) и "разветвление рода, поколение в родословной" (до десятого колена ). Найти у этих значений общий семантический признак весьма затруднительно. При их изолированном рассмотрении более адекватным представляется решение описать их как омонимы. Однако при учете таких значений слова колено , как "отдельная часть чего-либо, идущего ломаной линией от одного сгиба или поворота до другого" (колено водосточной трубы ), "отдельное сочленение в стебле злаков, в стволе некоторых растений" (коленья бамбука ) и "отдельная часть, законченный мотив в музыкальном произведении" (затейливые колена гармошки ), семантические связи между всеми перечисленными семемами становятся более очевидными.

Ясно, что трудности в определении границ между полисемией и омонимией объясняются самим устройством языка. Реально мы имеем дело не с четко разграниченными явлениями, а с постепенными переходами, т.е. с некоторой градуированной шкалой, на одном конце которой находятся «классические» омонимы типа лук 1 и лук 2 , а на другом – тесно связанные между собой значения, общая часть семантики которых имеет больший удельный вес, чем релевантные семантические различия (ср., например, поле в сочетаниях типа пшеничное поле и в сочетаниях типа футбольное поле ).

Что касается определения границ категории многозначности по параметру (б), иными словами, выработки критериев для разграничения полисемии и моносемии, то важно изначально четко представлять себе, что в реальной речи мы имеем дело с бесконечным множеством разных употреблений лексических единиц, а не с готовыми списками семем. Если перед лингвистическим описанием стоит задача определить, сколько значений имеет слово X , и охарактеризовать эти значения содержательно, то исходным пунктом является не некое «общее значение», виртуально присущее этому слову, а его различные употребления в речи. В каком-то смысле каждое из употреблений оказывается уникальным, поскольку слово, рассматриваемое как единица речи, т.е. употребленное в конкретной ситуации общения, обрастает дополнительными смыслами, привнесенными данной ситуацией. Несколько преувеличивая, можно утверждать, что у слова следует выделить столько актуальных, речевых, ситуативно обусловленных значений, сколько различных контекстов его употребления удастся обнаружить.

Сведение актуальных, речевых значений в значения языковые, узуальные – результат работы лингвиста. В зависимости от своих теоретических представлений о природе объекта и практических установок он может в принципе принимать разные решения относительно того, от каких различий между конкретными речевыми значениями можно при этом отвлечься, а от каких – нет. Единственный общий принцип, который здесь можно было бы назвать, – это стремление не умножать количество значений без нужды, что соответствует общеметодологическому принципу научного исследования, известному как «бритва Оккама» («Сущности не должны умножаться без необходимости»).

Например, для слова окно можно было бы выделить такие значения, как (1) "отверстие в стене здания", (2) "стекло, закрывающее это отверстие" и (3) "рама, в которую вставлено это стекло". Такое разделение могло бы в принципе оказаться полезным для описания сочетаемости слова окно . Так, в словосочетании залезть в комнату через окно имеется в виду (1), в словосочетании разбить окно – (2), а в сочетании покрасить окно – (3). Иными словами, в каждом из этих случаев мы интерпретируем окно несколько по-разному. Однако ни один из известных словарей не прибегает к такому способу описания, а предпочитает толкования, объединяющие все три интерпретации; ср. "отверстие в стене здания для света и воздуха, а также застекленная рама, закрывающая это отверстие" (МАС). Возможность и целесообразность такого объединения объясняется тем, что различия между (1), (2) и (3) выводятся по достаточно регулярным принципам: попадая в тот или иной контекст, слово может фокусировать, подчеркивать некоторые признаки, важные в данном контексте, и приглушать, как бы уводить в тень другие признаки, потенциально присутствующие в его значении. Так, говоря он разбил окно , мы подчеркиваем признак "застекленный", а говоря он покрасил окно – признак наличия у окна рамы. При этом и в том и в другом случае понятие окна со всеми его существенными признаками остается тождественным самому себе. С этой точки зрения, отказ от выделения самостоятельных значений (1), (2) и (3) оказывается оправданным. Описание этих интерпретаций как прагматически обусловленных вариаций одной и той же семантической сущности представляется более экономным и более приемлемым интуитивно. Здесь мы имеем дело с так называемыми импликатурами дискурса, т.е. с определенными правилами интерпретации высказываний и их элементов, увязывающими некие принципиально «недоспецифицированные» семантические структуры с обсуждаемой ситуацией.

Дополнительным аргументом в пользу такого синкретического описания является наличие контекстов, в которых слово окно выступает как бы одновременно в нескольких вариантах употребления, ср. он залез в комнату через разбитое окно , где окно понимается и как (1) и как (2) одновременно. В данном случае различия между употреблениями типа (1) и (2) нейтрализуются, что может быть истолковано как наведение фокуса внимания сразу на несколько элементов семантической структуры. Важно, однако, иметь в виду, что сама по себе нейтрализация семантических различий в определенных контекстах не является доказательством отсутствия многозначности. То, что в одних случаях экономно и интуитивно приемлемо описывать как особенности фокусирования частей некоторой единой по сути семантической структуры, в других случаях удобнее описывать как нейтрализацию различий между отдельными значениями. Подобные аргументы в пользу моносемии оказываются значимыми лишь в сочетании с другими факторами, препятствующими выделению нескольких значений.

Итак, с одной стороны, принцип экономии лингвистического описания требует минимизировать количество постулируемых значений, но, с другой стороны, этот же принцип требует установления полисемии везде, где это удобно для описания лингвистически значимых свойств данной лексической единицы. Например, даже если не принимать во внимание собственно семантические особенности, значение глагола выходить в контекстах типа Окна выходят в сад проще и экономнее описать как отдельную семему, отличную от реализации этого глагола в контекстах типа Дети выходят в сад , хотя бы из-за того, что глагол выходить в первом случае не имеет формы совершенного вида, а во втором имеет, ср. неприемлемость (на которую указывает звездочка) выражения *Окна вышли в сад с соверешенно нормальным Дети вышли в сад . В противном случае различия в образовании видов пришлось бы объяснять с помощью развернутого описания контекстных условий. Сходным образом, значение существительного работа в контексте Пора идти на работу полезно описать как отличающееся от значения Студент сдал работу вовремя . В первом случае форма множественного числа отсутствует (*Они каждый день ходят на работы в свои институты при норме Они каждый день ходят на работу в свои институты ), а во втором она есть (Студенты сдали работы вовремя ).

Понятно, что чем больше разных лингвистических свойств обнаруживают сопоставляемые употребления рассматриваемого слова, обращение к которым необходимо для исчерпывающего описания его функционирования в языке, тем больше оснований считать эти употребления разными значениями. Это могут быть различия в образовании форм, в синтаксической позиции, в заполнении валентностей (см. ВАЛЕНТНОСТЬ) и пр. Если же различия минимальны и в известной степени тривиальны из-за своей регулярности и предсказуемости, то ими можно пренебречь. Наглядной иллюстрацией этого положения может служить предложенное Ю.Д.Апресяном словарное описание глагола гореть .

Значение X горит [Каша горит ] = "приготовляемый на огне пищевой продукт X становится непригодным к употреблению в результате слишком длительной или слишком интенсивной тепловой обработки, выделяя при этом характерный запах" необходимо отделить от значения этого глагола в таких контекстах, как Мы в том году три раза горели . Это необходимо хотя бы из-за разных форм совершенного вида (сгореть и погореть соответственно), а также из-за разного заполнения субъектной валентности. С другой стороны, внутри «пищевого значения» не выделяется в отдельное подзначение метонимическое употребление типа чайник/сковородка горит (которая в принципе есть своего рода регулярная многозначность – ср. ниже), хотя в этом случае толкование существенно модифицируется: X горит = "от X-а в результате слишком сильного накаливания идет чад"; X сгорел = "в результате слишком сильного накаливания X стал непригоден для употребления". Здесь также происходит смена семантического класса заполнителя субъектной валентности. Но из-за регулярности подобных случаев (ср. вода кипит – чайник кипит; у тебя там молоко убежало – разг. у тебя там кастрюля убежала ) в словарном описании метонимические переносы такого рода можно и не выделять в отдельные значения, считая, что они выводимы по правилам «грамматики лексикона».

Критерии выделения значений.

Остановимся кратко на основных критериях, позволяющих принимать решения о целесообразности выделения разных значений. Все предлагаемые в специальной литературе критерии можно с известной долей условности поделить на три группы: парадигматические, синтагматические и концептуальные.

К парадигматическим критериям относится, в первую очередь, так называемый принцип Куриловича – Смирницкого. В соответствии с этим принципом разные употребления данного слова следует считать разными значениями этого слова, если им соответствуют разные синонимы. Иногда этот критерий неплохо работает, но часто дает противоречивые результаты. Например, в приведенном выше примере со словом окно его употреблениям (2) и (3) соответствуют разные синонимы: разбить окно » разбить стекло, покрасить окно » покрасить раму . Однако, как мы убедились, говорить о разных значениях в этом случае вряд ли целесообразно. Наряду с наличием разных синонимов в качестве критерия разграничения значений может служить также наличие разных антонимов (принцип Вейнрейха, или Вайнрайха). Ср., однако, прилагательное холодный в значении "имеющий низкую температуру", которому в зависимости от сочетаемостных характеристик его контекстуального партнера сопоставляются разные антонимы: холодный день – жаркий день , но холодная вода – горячая вода . Вряд ли здесь есть смысл выделять два разных значения. К парадигматическим критериям следует также отнести наличие у слова в разных значениях разных конверсивов и дериватов, но и эти критерии также оказываются относительными.

Синтагматические критерии основаны на предположении, что одно и то же слово в разных значениях должно по-разному сочетаться с другими словами. Будучи в целом удачной эвристикой (действительно, откуда еще мы можем узнать что-либо о том, какое из значений слова имеется в виду, как не из сочетаемости?), этот комплекс критериев также не всегда дает однозначные результаты. Так, практически во всех семантико-синтаксических теориях признается, что слово, взятое в каком-либо одном значении, может обладать альтернативными моделями управления. Ср. также известные случаи валентностного варьирования типа он читает книгу и он много читает . Из того факта, что в первом случае глагол читать управляет прямым дополнением, а во втором – нет, не следует, что мы имеем дело с разными значениями этого глагола.

Во многом оценка надежности синтагматических критериев зависит от теории, в рамках которой работает данный лингвист. Например, в глаголоцентрических концепциях такие употребления английского глагола sell "продавать", как he sells books "он продает книги" и the book sells well "книга хорошо продается", рассматриваются как реализации разных значений, что мотивируется серьезными различиями в синтаксическом поведении этого глагола. Если синтаксическая теория построена на постулате о центральной роли глагола в синтаксической организации высказывания, естественно считать подобные различия достаточным основанием для выделения разных значений. Напротив, в «теории конструкций» Ч.Филлмора такие случаи описываются как реализации одного и того же значения, поскольку допускается, что глагол может входить в разные конструкции, не меняя своего значения. Иными словами, в рамках этой теории глаголы обладают более низким статусом. Они не столько «порождают» предложение, открывая валентностные места для своих актантов, сколько сами заполняют места, открытые для них в соответствующих синтаксических моделях. Соответственно, изменения в синтаксическом поведении глагола не рассматриваются как достаточная причина для постулирования отдельного значения. Ср. также нем. jmdm. in den Mantel helfen (букв. «помочь кому-либо в пальто» в смысле "подать кому-л. пальто"). Хотя в стандартном случае helfen управляет инфинитивом, а не предложной группой с локативным значением, такое отклонение от обычной модели управления не обязательно следует описывать как отдельное значение.

Описанию и интерпретации подобных случаев большое внимание уделяется в работах американского лингвиста Дж.Пустеевского, концепция которого строится на (в целом не вполне убедительной) идее существования относительно регулярных правил порождения вариантов употребления для самых разных слов. В соответствии с этой концепцией, разные значения одного слова (в первую очередь синтаксически обусловленные) можно не задавать списком, а выводить по правилам, воздействующим на определенные части семантической структуры.

Наряду с различиями в синтаксической сочетаемости к синтагматическим критериям относятся различия в семантической сочетаемости. Особое место среди них занимает так называемый тест на включительную дизъюнкцию. Если употребления "A" и "B" слова X могут реализоваться как по принципу либо "A", либо "B" , так и по принципу "A" и "B" одновременно , не создавая при этом эффекта языковой игры, основанной на зевгме, значит, перед нами реализации одного значения. Ср. известный пример Ю.Д.Апресяна: X гаснет = "X перестает гореть или светить" (а не (1) "X перестает гореть" и (2) "X перестает светить"), потому что возможны стилистически нейтральные контексты типа дрова в камине и неоновые лампы на улице погасли почти одновременно .

Если же подобное объединение в рамках одного предложения создает каламбур, речь идет, как правило, о разных значениях, ср. Ваня качается на качелях, а Петя – в тренажерном зале. Этот, казалось бы, столь ясный и надежный критерий «работает», однако, только в том смысле, что отсутствие игровых эффектов может интерпретироваться как показатель моносемии. Попытки использовать этот критерий «в обратном направлении» не всегда успешны. Ср. столь явную зевгму, как он любит фильмы Антониони и мясо с кровью. Значит ли это, что у глагола любить здесь необходимо выделить два разных значения: одно для произведений искусства, другое для пищевых продуктов? Конечно же, нет. Глагол любить употреблен здесь в одном и том же значении: "чувствовать склонность, интерес, тяготение, пристрастие к чему-либо". Видимо, по отношению к лексемам с широкой семантикой, способным сочетаться со словами весьма различных семантических классов, тест на включительную дизъюнкцию неэффективен.

Концептуальные критерии выделения значений базируются на знании носителей языка о сходствах и различиях понятий (а также соответствующих денотатов), обозначаемых данным словом. Эти критерии представляются в известном смысле первичными. Так, для носителей русского языка достаточно очевидно, что слово язык употребляется в сочетаниях типа прикусить себе язык в другом значении, чем в сочетаниях типа английский язык . Для того чтобы убедиться в этом, нет необходимости анализировать парадигматические связи этого слова или особенности его сочетаемости. Вполне достаточным аргументом для выделения двух разных значений является интуитивное знание о том, что язык как "орган во рту" и язык как "система знаков" обозначают очень разные сущности. Соответственно, за ними стоят различные ментальные репрезентации.

Проблематичность концептуальных критериев состоит в том, что они вряд ли могут быть хоть как-то формализованы. Какие именно понятийные различия должны признаваться достаточными для постулирования нового значения? Где граница между варьированием в рамках одного концептуального инварианта и переходом к другому понятию? Из-за своей неоперациональности эти критерии до последнего времени практически никогда не использовались в теоретической семантике. В рамках когнитивного подхода к исследованию языка (см . КОГНИТИВНАЯ ЛИНГВИСТИКА) в последние десятилетия наметились определенные пути придания концептуальным критериям теоретического статуса. В частности, метаязыковой аппарат так называемых фреймов и сценариев позволяет описывать концептуальные структуры, стоящие за языковыми выражениями, и интегрировать эти описания в лингвистические построения. Так, язык в значении "орган во рту" вписывается во фрейм «тело человека», а язык в значении "система знаков" – во фрейм «семиотические системы» или в сценарий «общение между людьми». Принадлежность к разным фреймам – достаточное основание для выделения самостоятельных значений.

В семантике прототипов, представляющей собой одно из наиболее влиятельных направлений когнитивной лингвистики, было показано, что категории не всегда конституируются на основе набора необходимых и достаточных признаков. В ряде случаев членство в категории задается сходством с неким прототипическим представителем этой категории. Таким образом, различия в наборе признаков могут и не интерпретироваться как основание для выделения разных значений. Например, из того факта, что существуют птицы, которые не умеют летать, не имеют перьев и даже крыльев, не следует, что слово птица выступает для их обозначения в значении, отличающемся от «нормального». Отсюда не следует также, что толкование слова птица должно содержать лишь те признаки, которые присущи всем без исключения птицам. Напротив, толкование формулируется для прототипических представителей категории, что не противоречит возможности употреблять соответствующую лексему по отношению к маргинальным представителям данной категории без семантических модификаций.

Регулярная многозначность.

Весьма существенным для исследований в области теоретической семантики является понятие регулярной многозначности, под которым в большинстве работ понимается комбинация семем многозначного слова, присущая всем или хотя бы многим словам, входящим в определенный семантический класс. Так, слова типа школа, университет, институт имеют, наряду со значением "учебное учреждение", значения "здание" (новая школа сгорел (а )), "люди в этом здании" (вся школа уехал (а ) на экскурсию ), "учебные занятия" (школа ему надоел (а )) и некоторые др. Подобные семантические параллели позволяют предположить, что в ряде случаев полисемия может описываться с помощью неких более или менее общих правил. Эта идея, несмотря на всю свою теоретическую привлекательность, оказывается малоэффективной, так как регулярность в области лексической полисемии весьма относительна и может устанавливаться лишь на уровне определенных тенденций. Так, школа обладает еще одним значением, не присущим словам университет и институт ; ср. он создал свою школу .

В качестве еще одного примера можно рассмотреть прилагательные, обозначающие эмоции. Все слова этого семантического класса могут сочетаться не только с существительными, обозначающими людей (грустная девушка ), но и с обозначениями продуктов творческой деятельности. Однако семантический результат такого переноса не вполне регулярен, Так, грустный роман – это "роман, от чтения которого читателю становится грустно", а гневный роман – это "роман, проникнутый гневом его автора". Отстутствие подлинной регулярности в сфере лексической многозначности становится особенно очевидным при обращении к материалу разных языков. В большинстве случаев сопоставимые по основному значению слова обладают в них разной структурой многозначности.

Следует ли отсюда, что поиск регулярных соответствий в этой области в принципе не имеет смысла? Конечно, нет. Важно лишь правильно определить статус этих соответствий. С одной стороны, они, как правило, не предсказывают структуру полисемии всех членов данного семантического класса и в этом смысле оказываются непродуктивными. Описание полисемии было и остается задачей словаря. Никакая система правил не позволит вывести все реально существующие значения того или иного слова без обращения к эмпирическим фактам. С другой стороны, открытие неких регулярных тенденций, образующих своего рода «грамматику лексикона», – крайне полезное дело, так как знание о существовании подобных тенденций имеет эвристическую ценность, а также объясняет, с помощью каких когнитивных операций осуществляется понимание окказиональных метафорических и метонимических словоупотреблений.

Литература:

Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. М., 1956
Звегинцев В.А. Семасиология . М., 1957
Курилович Е. Заметки о значении слова . – В кн.: Курилович Е. Очерки по лингвистике. М., 1962
Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. М., 1973
Виноградов В.В. О некоторых вопросах теории русской лексикографии . – В кн.: Виноградов В.В. Лексикология и лексикографии: избранные труды. М., 1977
Гак В.Г. Сопоставительная лексикология. М., 1977
Вейнрейх У. Опыт семантической теории . – В кн.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. X. М., 1980
Филлмор Ч. Об организации семантической информации в словаре . – В кн.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. XIV. М., 1983
Падучева Е.В. О парадигме регулярной многозначности (на примере глаголов звука ). – НТИ. Сер. 2. 1988, № 4
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем . – В кн.: Теория метафоры. М., 1990
Апресян Ю.Д. Словарная статья глагола гореть . – Семиотика и информатика, вып. 32. М., 1991
Апресян Ю.Д. Лексическая семантика , 2-е изд., испр. и доп. М., 1995
Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной семантики . – Известия РАН. Серия литературы и языка, т. 56. 1997, № 1
Апресян Ю.Д. Принципы системной лексикографии и толковый словарь . – В кн.: Поэтика. История литературы. Лингвистика: Сб. к 70-летию Вяч. Вс. Иванова. М., 1999
Кобозева И.М. Лингвистическая семантика . М., 2000



Полисемия (многозначность) - способность слова иметь несколько (два и больше) значений. Многозначность присуща существительным, глаголам, причастию.

Виды полисемии, примеры лексической и грамматической полисемии

Существует два основных вида полисемии - лексическая и грамматическая.

Лексическая полисемия - одно слово служит для обозначения нескольких предметов/явлений. Пример: пшеничное поле, энергетическое поле, поле деятельности, поле битвы, футбольное поле. О значении слова легко можно догадаться по контексту. Например, из предложения «Комбайн вышел на поле.» нетрудно понять, что речь идет о поле, засеянном зерновыми культурами, но уж никак не об энергетическом или поле битвы. «Вратарь покидает поле» - можно даже не уточнять, что имеется ввиду футбольное поле.

Грамматическая полисемия - слово (обычно глагол) можно употребить в нескольких значениях. Например, в предложении «В дверь позвонили.» глагол употреблен в неопределенно-личном значении, т. к. в нем не указано, кто именно осуществил действие. В предложении «Мы позвонили имениннику» глагол употребляется в собственно-личном значении, т. к. известно, кто позвонил.



Поддержите проект — поделитесь ссылкой, спасибо!
Читайте также
Жена сергея лаврова - министра иностранных дел Жена сергея лаврова - министра иностранных дел Урок-лекция Зарождение квантовой физики Урок-лекция Зарождение квантовой физики Сила равнодушия: как философия стоицизма помогает жить и работать Кто такие стоики в философии Сила равнодушия: как философия стоицизма помогает жить и работать Кто такие стоики в философии