Жаропонижающие средства для детей назначаются педиатром. Но бывают ситуации неотложной помощи при лихорадке, когда ребенку нужно дать лекарство немедленно. Тогда родители берут на себя ответственность и применяют жаропонижающие препараты. Что разрешено давать детям грудного возраста? Чем можно сбить температуру у детей постарше? Какие лекарства самые безопасные?
Когда читаешь стих «В огромном городе моем — ночь…» Цветаевой Марины Ивановны, кажется, что слышно каждый шаг одинокой женщины, глубоко погруженной в свои мысли. Такой эффект создан использованием резких чеканных строчек.
Произведение относится к циклу «Бессоница», который был написан Цветаевой, когда она переживала разрыв отношений с Софьей Парнок. Поэтесса вернулась к мужу, однако внутреннее спокойствие обрести так и не смогла. Текст стихотворения Цветаевой «В огромном городе моем — ночь…» соткан из деталей окружающего лирическую героиню города, который потонул в ночи. Несмотря на то, что прямого описания душевного состояния лирической героини нет, общая картина выражает его более чем ярко.
Эти стихи учат на уроках литературы в старших классах, обращая внимание на личные мотивы его написания. На нашем сайте вы можете прочитать стихотворение полностью онлайн или скачать его по ссылке.
В огромном городе моем – ночь.
Из дома сонного иду – прочь
И люди думают: жена, дочь,-
А я запомнила одно: ночь.
Июльский ветер мне метет – путь,
И где-то музыка в окне – чуть.
Ах, нынче ветру до зари – дуть
Сквозь стенки тонкие груди – в грудь.
Есть черный тополь, и в окне – свет,
И звон на башне, и в руке – цвет,
И шаг вот этот – никому – вслед,
И тень вот эта, а меня – нет.
Огни – как нити золотых бус,
Ночного листика во рту – вкус.
Освободите от дневных уз,
Друзья, поймите, что я вам – снюсь.
В огромном городе моём — ночь.
Из дома сонного иду — прочь
И люди думают: жена, дочь,-
А я запомнила одно: ночь.
Июльский ветер мне метет — путь,
И где-то музыка в окне — чуть.
Ах, нынче ветру до зари — дуть
Сквозь стенки тонкие груди — в грудь.
Есть черный тополь, и в окне — свет,
И звон на башне, и в руке — цвет,
И шаг вот этот — никому — вслед,
И тень вот эта, а меня — нет.
Огни — как нити золотых бус,
Ночного листика во рту — вкус.
Освободите от дневных уз,
Друзья, поймите, что я вам — снюсь.
Анализ стихотворения «В огромном городе моем — ночь» Цветаевой
В творчестве М. Цветаевой был целый цикл стихотворений, посвященных бессоннице. Она начала создавать его после бурного, но непродолжительного романа с подругой С. Парнок. Поэтесса вернулась к мужу, но ее преследовали мучительные воспоминания. Одним из произведений цикла «Бессонница» является стихотворение «В огромном городе моем — ночь…» (1916 г.).
Лирическая героиня никак не может уснуть. Он выходит из «дома сонного» и отправляется на ночную прогулку. Для склонной к мистицизму Цветаевой ночь имела огромное значение. Это пограничное состояние между сном и реальностью. Спящие люди уносятся в иные, созданные воображением миры. Бодрствующий ночью человек погружается в особое состояние.
У Цветаевой и так была врожденная неприязнь к повседневной жизни. Она предпочитала уноситься в мечтах подальше от реальности. Бессонница хоть и доставляет ей страдания, но позволяет совершенно иначе взглянуть на окружающий мир, испытать новые ощущения. У лирической героини обостряются все чувства. Она слышит едва различимые звуки музыки, «звон на башне». Только они поддерживают хрупкую связь героини с реальным миром. В ночном городе остается лишь ее тень. Поэтесса растворяется в темноте и, обращаясь к читателям, утверждает, что становится их сном. Она сама выбрала этот путь, поэтому просит избавить ее «от дневных уз».
Лирической героине абсолютно безразлично, куда идти. Дорогу ей указывает «июльский ветер», который при этом проникает «сквозь стенки тонкие груди». Она предчувствует, что ночная прогулка будет продолжаться до утра. Первые лучи солнца разрушат иллюзорный мир и заставят вернуться в опостылевшую будничную жизнь.
Бессонница подчеркивает одиночество лирической героини. Она одновременно находится в иллюзорном и реальном мирах, но ни в том, ни в другом не видит поддержки и сочувствия.
Особым приемом Цветаевой является многократное употребление тире. С помощью него поэтесса «обрубает» каждую строку, выделяет самые значимые слова. Упор на эти рифмованные между собой слова создает ощущение ярких вспышек.
Произведение «В огромном городе моем — ночь…» свидетельствует о тяжелом духовном кризисе Цветаевой. Поэтесса глубоко разочарована в своей жизни. В поисках выхода из тупиковой ситуации она стремится порвать все связи с реальным миром. Днем она лишь существует, скованная по рукам и ногам. Ночь приносит ей свободу и возможность избавиться от тесной физической оболочки. Цветаева уверена, что идеальное состояние для нее — чувствовать себя чьим-то сном.
Серия «Лучшая поэзия. Серебряный век»
Составление и вступительная статья Виктории Горпинко
© Виктория Горпинко, сост. и вступ. ст., 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2018
Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – выдающаяся русская поэтесса Серебряного века, прозаик, переводчица. Стихи писала с раннего детства, путь в литературе начинала под влиянием московских символистов. Первый же ее поэтический сборник «Вечерний альбом» (1910), изданный за свой счет, получил одобрительные отзывы. Максимилиан Волошин считал, что до Цветаевой еще никому с такой документальной убедительностью не удавалось написать «о детстве из детства», и отмечал, что юный автор «владеет не только стихом, но и четкой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг».
После революции, чтобы прокормить себя и двух дочерей, в первый и последний раз в жизни Цветаева служила в ряде госучреждений. Выступала с чтением стихов, начала писать прозу и драматические произведения. В 1922 году вышел последний прижизненный сборник в России «Версты». Вскоре Цветаева со старшей дочерью Алей (младшая, Ирина, умерла в приюте от голода и болезни) уехала в Прагу для воссоединения с мужем, Сергеем Эфроном. Через три года перебралась с семьей в Париж. Вела активную переписку (в частности, с Борисом Пастернаком и Райнером Марией Рильке), сотрудничала в журнале «Версты». Большая часть новых произведений оставалась неопубликованной, хотя проза, в основном в жанре мемуарного эссе, в эмигрантской среде пользовалась определенным успехом.
Однако и в эмиграции, как и в Советской России, поэзия Цветаевой не находила понимания. Она была «не с теми, не с этими, не с третьими, не с сотыми… ни с кем, одна, всю жизнь, без книг, без читателей… без круга, без среды, без всякой защиты, причастности, хуже чем собака…» (из письма Юрию Иваску, 1933 год). После нескольких лет нищеты, неустроенности и отсутствия читателей Цветаева вслед за мужем, который с подачи НКВД оказался замешан в заказном политическом убийстве, вернулась в СССР. Стихов почти не писала, зарабатывала переводами. После начала Великой Отечественной войны (муж и дочь к этому времени уже были арестованы) отправилась с шестнадцатилетним сыном Георгием в эвакуацию.
31 августа 1941 года Марина Цветаева покончила с собой. Точное место захоронения на кладбище в Елабуге (Татарстан) неизвестно.
Настоящее возвращение Цветаевой к читателю началось в 1960–1970-е годы. Цветаевская исповедальность, эмоциональная напряженность и образный, стремительный, насыщенный смыслами язык оказались созвучны новой эпохе – в последней четверти XX века, наконец, «настал черед» ее стихам. Самобытную, во многом новаторскую поэтику Цветаевой отличает огромное интонационное и ритмическое разнообразие (в том числе использование фольклорных мотивов), лексические контрасты (от просторечия до библейской образности), необычный синтаксис (изобилие знака «тире», часто опускаемые слова).
Нобелевский лауреат Иосиф Бродский отмечал: «Цветаева мастерски владеет ритмом, это ее душа, это не просто форма, а активное средство воплощения внутренней сути стиха. „Непобедимые ритмы“ Цветаевой, как определил их Андрей Белый, завораживают, берут в плен. Они неповторимы и потому незабываемы!»
«Не смейтесь вы над юным поколеньем!»
Не смейтесь вы над юным поколеньем!
Вы не поймете никогда,
Как можно жить одним стремленьем,
Лишь жаждой воли и добра…
Вы не поймете, как пылает
Отвагой бранной грудь бойца,
Как свято отрок умирает,
Девизу верный до конца!
Так не зовите их домой
И не мешайте их стремленьям, –
Ведь каждый из бойцов – герой!
Гордитесь юным поколеньем!
Дома до звезд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска.
Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас,
Везде, везде все пары, пары,
Дрожанье губ и дерзость глаз.
Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана
Как там, в покинутой Москве.
Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.
Там чей-то взор печально-братский.
Там нежный профиль на стене.
Rostand и мученик Рейхштадтский
И Сара – все придут во сне!
В большом и радостном Париже
И боль как прежде глубока.
Париж, июнь 1909
Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.
Ты мудрый, ты не скажешь строго:
– «Терпи, еще не кончен срок».
Ты сам мне подал – слишком много!
Я жажду сразу – всех дорог!
Всего хочу: с душой цыгана
Идти под песни на разбой,
За всех страдать под звук органа
